И вдруг Ариэль услышал заглушенный детский жалобный плач, похожий на блеяние козленка.
Забыв обо всем, он рванулся вверх, описал дугу от дороги к колодцу и, замедлив полет, начал опускаться в него. Зрители вскрикнули и окаменели, мать ребенка упала на землю возле колодца.
Ариэля охватила прохлада. Колодец был глубокий. После яркого солнца Ариэль ничего не видел. Но скоро на дне заблестела вода и в ней черное пятнышко. Ребенок, наверное, барахтался: от черной точки расходились блестящие круги. Что-то задело Ариэля за руку. Это была веревка.
Опустившись на дно, Ариэль увидел, что к веревке привязано ведро. Оно плавало боком и уже наполовину наполнялось водою, а в ведре – мальчик лет трех-четырех. При каждом движении ведро наполнялось все больше. Еще минута – и ребенок потонул бы.
Ариэль схватил ребенка и начал медленно подниматься. Вода стекала с ребенка и струями падала вниз. На каменных позеленевших стенах колодца виднелись крупные капли влаги.
Яркий свет и тепло охватили голову и плечи Ариэля. Он зажмурился, потом, прищурившись, приоткрыл глаза, чтобы наметить место, куда положить спасенного ребенка, снова закрыл глаза, перемахнул через край колодца и подлетел к женщине. Кто-то вырвал младенца из его рук. В то же время он почувствовал, как несколько рук схватило его.
Ариэль широко открыл глаза и увидел людей, одетых в богатые шелковые ткани, расшитые золотыми узорами. Радугой блеснул большой алмаз на чьей-то малиновой одежде.
– Отвяжите веревку от ведра, – повелительно сказал человек с алмазом.
Несколько слуг бросились к колодцу, подняли ведро, отвязали веревку.
Ариэль был передан в руки слуг. Они крепко вязали его, причем люди в богатых одеждах отошли от них подальше, чтобы не оскверниться.
– Ведите его во дворец! – продолжал командовать человек с алмазом.
И прежде чем изумленный Ариэль успел произнести слово, его повели ко дворцу связанным и окруженным плотным кольцом слуг, которые держали конец веревки.
«Не улететь!» – подумал Ариэль.
Он слышал, как мать спасенного ребенка сказала подбежавшей старой женщине:
– Дамини! Возьми Аната и отнеси ко мне в зенан! Я не могу прикасаться к нему. Быть может, он осквернен.
– Когда же мы пойдем наконец в школу-санаторий, мистер Боден? Вот уже шесть дней, как мы в Мадрасе, а я еще ничего не знаю о судьбе брата.
– Терпение, Джейн, – ответил Боден, запивая бифштекс портером. Где бы ни находился англичанин, на его столе должны быть любимые английские блюда и напитки. – Я уже говорил вам, что в школе карантин. Эта проклятая страна не выходит из эпидемий. Того и гляди сам захватишь что-нибудь вроде тропической лихорадки, если не хуже. Здесь зараза преследует человека на каждом шагу. Лакей может преподнести вам на хорошо сервированном столе холеру, газетчик-туземец передаст со свежим номером газеты чуму.
– Разве не грызуны и их насекомые переносят чуму? – спросила Джейн, кое-что вычитавшая об Индии из своих книг, и отодвинула тарелку с недоеденной рыбой.
– Самая страшная – легочная чума – передается через предметы. Разве это вам не известно? Вот почему я рекомендую вам не выходить из дому и не читать газет.
– Я и так словно в одиночном заключении, – со вздохом сказала Джейн. – Приехать в Индию и не видеть ничего, кроме этих крыш. – Джейн махнула рукой в сторону «Черного города» – квартала туземцев, беспорядочно раскинувшегося за речонкой Кувам.
Они сидели на плоской крыше восьмиэтажного отеля, оборудованного с европейским комфортом.
Полосатый, оранжевый с зеленым тент защищал от палящих лучей солнца. Между столами стояли пальмы в кадках и вазы с цветами. На столах шумели электрические вентиляторы. В мельхиоровых ведерках – прохладительные напитки во льду.
Отель стоял недалеко от речки. Из окон своего номера Джейн наблюдала красочную жизнь «Черного города». На узких извилистых улицах двигались толпы темных, шоколадных, шафрановых людей в пестрых костюмах, и Джейн, вспоминая прочитанные книги, старалась определить, к какой расе принадлежат эти люди. Двигались ослы, буйволы, лошади, скрипели телеги, бегали собаки. Пронзительно кричали продавцы льда, лимонада, цветочных гирлянд. Свистели флейты, глухо трещал барабан, протяжно пели нищие, саниаси – «святые» – нараспев декламировали священные гимны, собирая слушателей; всюду с обезьяньей увертливостью шныряли полуголые дети.
Накаленные солнцем плоские крыши были пусты. Когда же солнце заходило, воздух становился немного прохладнее, небо загоралось крупными звездами и всходила луна, какая-то особенная, индийская луна, заливающая весь мир фантастическим зеленоватым светом и угольно-черными тенями, – улицы пустели, зато плоские крыши все больше покрывались людьми, выходившими подышать вечерней и ночной прохладой. Они приносили сюда циновки, подушки, блюда с едой, и начиналась оживленная беседа. От крыши к крыше крикливые голоса передавали последние новости – о смертях, болезнях, рождениях, свадьбах и сватовстве, о семейных ссорах, покупках и хозяйственных потерях. По этому беспроволочному телеграфу все события дня скоро делались достоянием «Черного города».
Если бы Джейн знала местные языки, она услышала бы интересные разговоры и о летающем человеке, который волновал все умы. Но Джейн все это представлялось только «крикливой тарабарщиной», которая лишь действовала ей на нервы.
Нередко, даже слишком часто, по улицам двигались похоронные процессии. Пронзительные звуки флейты надрывали душу. Трупы несли за город, чтобы предать их сожжению. Женщины в белых траурных одеяниях рыдали.